Дженнифер РОБЕРСОН
ПЕВЕЦ МЕЧА
воздух сквозь сжатые зубы. - Трижды проклятое отродье Салсетской козы!
предложение, ожидая, что в любой момент неприятность обернется трагедией.
сгорбился, подпрыгнул и взвизгнул, а потом зарылся носом в песок.
Поскольку одновременно он мощным толчком подкинул вверх круп, шансов у
меня не оставалось.
на простой, овальный кусок грубой кожи, как раз такой, чтобы удобно лег на
спину жеребцу, и чтобы на него можно было сесть. Передняя лука у такого
седла практически отсутствует. Я купил его, пожалев гнедого - мы проводили
много часов под палящим солнцем Пенджи, а это седло совсем не обременяет
лошадь. Теперь я благословлял себя за мудрый выбор. Человеку, над которым
нависла угроза спикировать носом с лошади - головой вниз, на живот,
обдирая плечи и шею - не хочется оставлять лучшую часть своей анатомии на
передней луке седла, когда остальные части его тела будут валяться на
песке.
образом приземлится мой меч. Даже самый энергичный танцор меча не
развлекает своего противника в круге, стоя головой вниз - ножны на такое
не рассчитаны, а следовательно существовала возможность, что мое
позаимствованное оружие может закончить полет, выскользнув из ножен и
воткнувшись во что-то, может быть в меня.
живот), и, зацепившись за что-то, поболтался по соседству с лошадиной
головой.
в восторг оттого, что здоровый мужчина катается у них по спине, вспоминая
при этом самую грязную ругань.
голову. Поскольку я уже успел испробовать на себе, чем кончаются такие
взрывы бешенства, я обвил руками и ногами все изгибы лошадиного тела, за
которые мог уцепиться, и впился в гнедого намертво.
человек. Но я обнаружил насколько тверже и насколько сильнее только когда
жеребец отшвырнул меня в сторону как сверток грязного шелка.
шершавый песок, и соответственно всем своим весом рухнул на меч в ножнах,
который перевязь удерживала в диагональном положении от левого плеча до
правого бедра. До того, как меч успел закопаться в песок, клинок доказал,
что он является хорошим рычагом, и, пока я перекатывался через голову,
врезал мне одним концом в лицо, а другим в живот.
пустыню, и я выкашливал его из легких всю дорогу от моей страны, Юга, до
страны Дел, Севера.
давился, а немного отдышавшись, обнаружил, что в кровь разбил губу, она
слезла с лошади (как все нормальные люди) и пошла ловить моего жеребца,
который по неизвестной причине побрел куда-то в северо-западном
направлении.
еще порция песка, - лопоухий, - на этот раз я сплюнул кровь. Ради интереса
я потрогал пальцем губу - липкая кровь перемешалась с песком. - Трижды
проклятое отродье Салсетской козы!
взгляд. Выражение ее лица было ласковым и заботливым - само воплощение
невинности (она это очень хорошо умеет). Никто бы не сказал, что
случившееся повеселило и расстроило ее одновременно, но повнимательнее
взглянув в ясные голубые глаза, я понял, что она только и ждет подходящего
момента, чтобы высказаться.
говорить членораздельно я не мог, но в моих намерениях сомневаться не
приходилось.
вежливость и спокойствие доводили до бешенства.
случилось.
лица, чуть заострившимися, пока она сосредоточенно разглядывала гнедого.
Кроме лица я ничем полюбоваться не мог, поскольку Дел была закутана в
белый шелк бурнуса, который надежно скрывал руки, ноги и разные женские
изгибы, а они были у Дел просто захватывающими. На Юге для этого женщины и
носят бурнус: спрятать госпожу от мужских глаз, иначе эти глаза могут
загореться страстью, случайно заметив изящную лодыжку.
было источником больших неприятностей. При виде изящной лодыжки даже
человек без фантазии продержится недолго и тут же мысленно дорисует
анатомические изящества, которые скрывает бурнус.
Один взгляд в эти голубые-голубые глаза и я... да...
проверила сухожилия, провела жеребца на несколько шагов вперед, чтобы
выяснить, не хромает ли он. Стащив с него седло, сумку и чепрак, она
посмотрела, не повреждена ли спина. Жеребец взмок под седлом, но после
такого представления это было неудивительно.
ножен меч, чтобы убедиться, что с моим оружием все в порядке. Такое
периодически делает каждый танцор меча.
Я позаимствовал его у мертвого мужчины, которому меч никогда уже не
понадобится. Я до сих пор ненавидел этого человека хотя он был мертв, и
ненавидел клинок, хотя понимал, что это глупо. Но глядя на меч, касаясь
его, вкладывая в ножны, используя в танце, я постоянно вспоминал, что мое
собственное оружие, меч из голубой стали, благословенный шодо, мертв, так
же как и человек, которого я убил в круге под луной.
прикосновение к серебряной рукояти вызывало во мне непонятный,
неопределенный страх.
там же напившаяся крови яватма - так Дел называет кровный клинок, потому
что человеку, который стал его хозяином, пришлось найти достойного врага,
чтобы напоить оружие - дать мечу выпить крови по каким-то загадочным
Северным ритуалам. Ритуалам, которых не знал Юг.
чужой металл, оживали в свете и корчились - полная иллюзия движения... По
крайней мере я всегда утверждал, что это иллюзия. Для меня в мече не было
магии. Я не Терон, который напоил клинок, я не знал имя меча и не мог
вызвать меч к жизни.
вызвал меч к жизни и я видел сверкающие огни того, что Дел называла
палитрой богов: пурпурное, фиолетовое, красное и огненное сияние. Каждый
меч имел не только имя, но и душу (другого слова я не подберу), и эта
душа, оживая, оставляла в небе сверкающий след. Меч, танцуя, чертил